«Острый коронарный синдром с подъемом сегмента ST» — эта фраза крутилась в моей голове, и с увеличением «скорости своего вращения» она вбирала в себя все больше ужасающего для меня смысла.
Думаю, любой человек на моем месте почувствовал бы себя так же, находясь в отделении интенсивной терапии. Видимо, мой взгляд выдавал мое состояние, медсестры и врачи всячески пытались меня успокоить, но их слова были неубедительны.
Не знаю, подействовали ли проводимые докторами манипуляции или я просто безмерно устал, в какой-то момент я уснул. Когда очнулся, в палате никого не было. Лишь мониторы продолжали издавать привычные им звуки. Довольно быстро я вспомнил все события последнего дня и снова впал в это странное состояние.
Я никогда раньше не задумывался о смерти. Она была так далека от меня. Я всегда вел активную жизнь, был полон энергии и сил! Столько планов еще не реализовано мной! Неужели я должен уйти вот так скоро!
Мои мысли были прерваны звуком открывающейся двери. Через мгновение в палату вошел мужчина в белом халате. На вид ему было не больше сорока пяти лет, наверное, мы были даже ровесниками.
Мужчина посмотрел на мониторы и какое-то время молчал.
— Как чувствуете себя, Олег Викторович? — наконец, спросил он.
— Наверное, как все пациенты с инфарктами, — неожиданно для себя ответил я.
— Шутите, значит, все не так плохо.
— Да я себя вообще не чувствую! Как будто и тела моего нет! Такая ужасающая легкость... Может, я умер? Ущипните меня, доктор, — с надеждой обратился я к своему лечащему врачу.
— Если и умирать, то только с улыбкой на лице, а не с гримасой ужаса.
— Легко вам говорить! Вы-то не на моем месте! Недаром врачей называют циниками! Вместо того чтобы лечить меня и всячески помогать, вы позволяете себе отпускать такие комментарии! — Меня охватила целая волна возмущения, которая поглотила все мои былые мысли и страхи.
Его, казалось, совсем не задели мои слова. Последующие его слова приняли для меня еще более неожиданный характер:
— Болезнь — это посещение Господа.
— Ничего себе. Это больше похоже на кару небесную. Странно слышать это от врача. — Волна возмущения во мне все нарастала.
Мужчина в белом халате не дал мне возможность закончить свою язвительную речь и продолжил:
— Вы не представляете, насколько люди по-разному реагируют на все. Вот и болезни протекают у них неодинаково. Поверьте, я чего только здесь ни повидал. Только в одном убедился: болезнь — это возможность. Не болезнь важна, а состояние духа. Кто-то проседает под ее тяжестью, а кто-то становится лишь сильнее. Некоторые больные вызывают у нас только восхищение.
Эти слова заставили меня вспомнить моего школьного друга. Долгое время ему удавалось скрывать от родных свой диагноз. Никто из окружающих и заподозрить не мог, что он годами испытывал жуткие боли. Друзья даже стали обвинять его в излишней замкнутости и в преждевременном отказе от социальной жизни. А он лишь молча улыбался в ответ. А какие картины он писал! Да, именно тогда он начинал писать картины. Одна из них до сих пор висит у меня в гостиной. И ведь не было в его глазах ни страха, ни горя! Восхищение, именно восхищение вызывал он у окружающих до своей самой последней минуты... Почему же он не боялся смерти?
Отводя взгляд от мониторов, доктор снова прервал течение моих мыслей:
— Природа совершенна. Думаю, не стоит сомневаться в глубоком смысле каждого протекающего в ней процесса. Кто и когда навязал нам этот страх перед смертью?
Я задумался над его вопросом. Слова доктора не казались мне сейчас циничными. Ведь, действительно, эта тема была покрыта такой тайной. А доктор продолжал излагать свою точку зрения:
— Естественная смерть — это всего лишь освобождение от оболочки, ставшей непригодной или уже достигшей своего истинного назначения. Никто не может гарантировать, что ты проживешь еще хотя бы минуту. Важно ведь не сколько ты проживешь, а как ты живешь.
Я невольно стал втягиваться в этот философский разговор с моим лечащим врачом.
— Одно дело умереть в старости, а другое — в молодости, в самом расцвете сил, или в даже в детстве! Это же очевидно!
— По мне, так нет никакой разницы. Это же всего лишь оболочка. Одна сменяет другую. А для многих это временное пребывание в земной оболочке становится самой главной целью.
— И зачем, по-вашему, нужна эта смена оболочек?
— Мы похожи на природные невзрачные кусочки углерода, при тщательной огранке которых, получаются бриллианты. Невозможно в одной жизни развить в себе таланты музыканта, художника, инженера, писателя и строителя, к примеру? На огранку одной грани дается целая жизнь! Жизнь — это чудесная возможность для самосовершенствования.
— А что если человек еще может быть полезен, если он не достиг поставленных перед собой задач? — настаивал я.
— Боюсь, что ничтожное количество людей умирают потому, что выполняют свою миссию. Большая часть просто изнашивает свои оболочки. Столько сил и энергии растрачивается по мелочам! Побеждает суета. Врач мог бы сказать больному — припадок корыстолюбия у вас, или замучили вас камни предательства, или настиг вас все же удар ненависти, или развилась у вас аллергия сплетен.
— Почему же врачи не говорят этого?
— Они пока ничем не отличаются от своих пациентов.
— Но вы ведь утверждаете, что знаете. Почему же вы не передадите эту информацию остальным врачам?
— Люди в наше время готовы принять помощь и выслушать совет только в момент острой нужды. А когда боль заглушается, они больше не хотят смущать свое пищеварение никакими глубокими мыслями и нововведениями.
Мне нечего было сказать ему в ответ. Потому что в глубине души я знал, что этот, едва знакомый мне человек прав. Я много лет проработал в школе. Уж я-то знаю, как трудно объяснить даже что-то весьма очевидное не созревшему сознанию.
— Жизнь чудесна и полна самых разнообразных возможностей. Пока люди будут копаться в своей пыли и не научатся смотреть вдаль, нет ни единого способа сократить людские страдания. — Доктор снова посмотрел на монитор, а потом добавил: — Вам надо набраться сил. Отдыхайте.
Мужчина улыбнулся и направился к выходу.